ГОРОД БУДУЩЕГО — ФАНТАСТИКА ИЛИ ПРОГНОЗ! —

На протяжении последнего десятилетия в зарубежных архитектурных журналах все чаще публикуют проекты и различные высказывания под рубрикой «Города будущего». Этой теме не менее охотно предоставляют место в научно-популярных изданиях, рассчитанных на широкую читательскую аудиторию. Большой интерес к проблеме закономерен. Сейчас в развитых странах каждые три-четыре человека (из пяти) — жители городов, им лучше чем кому бы то ни было известны не только преимущества горожан, но и проблемы, которые стоят перед населением современных городов. Не удивительно, что их привлекает «возможность узнать о будущем городов уже в наш век, век изумительных открытий в мире науки и техники.

Разобраться в большом потоке информации об архитектуре вообще и о городах будущего в частности нелегко даже специалистам — архитекторам, инженерам, экономистам, социологам, работающим в области теории и практики планировки и застройки городов. Тем более это затруднительно для широких читательских кругов, не имеющих специальной подготовки и лишенных возможности следить за профессиональными изданиями как у нас в стране, так и за рубежом. Публикуемые в последние годы в массовых изданиях (журналы «Наука и жизнь», «Техника молодежи», «За рубежом» и др.) отдельные статьи и обзоры о деятельности советских и зарубежных архитекторов, разрабатывающих «города будущего», не содержат обстоятельного и комплексного разбора темы и далеко не исчерпывают общественного интереса к ней. Поэтому можно надеяться, что издание профессиональных работ, посвященных градостроительству будущего, найдет заинтересованного и внимательного читателя.

К числу лучших зарубежных публикаций о творческих поисках архитектуры будущего принадлежит обстоятельная, с блеском написанная книга французского искусствоведа, публициста и архитектурного критика Мишеля Рагона «Города будущего», перевод которой предлагается советскому читателю. Эта книга вобрала в себя, пожалуй, наиболее интересные и заметные градостроительные идеи и предложения футурологического направления, выдвинутые архитекторами и конструкторами различных стран в 1956—1966 годах, т. е. в самое последнее время.

На этом новейшем периоде в развитии архитектуры и градостроительства стоит остановиться несколько подробнее. Как известно, 50-е годы — это начало современной научно-технической революции, в ходе которой происходят разительные перемены в развитии производительных аил на основе достижений науки и техники. Развитие атомной энергетики, освоение космоса, химизация народного хозяйства, внедрение кибернетики и бионики в производство, означающее качественно новый этап автоматизации на базе применения программирующих устройств,— таков далеко не полный перечень перспектив развития научно-технической революции, в свою очередь вызывающей различные социальные преобразования в общественной структуре, организации труда, свободного времени, общения и досуга горожан. В эти же годы послевоенный западный мир с тревогой осознал явление, получившее образное название «демографический взрыв». Особенно рельефно определились поражающие воображение абсолютные масштабы и перспективы урбанизации, связанные с увеличением процента городских жителей (среднегодовой темп прироста в 1950—1960 годах в Японии составил 5%, в США — 2,6%, в СССР — около 3%), ростом числа городов и расширением городских территорий, образованием все более крупных городских «галактик» и сплошных урбанизированных территорий.

Именно в эти годы во многих странах были осуществлены крупные градостроительные работы. С огромным размахом строятся жилища и общественные здания в социалистических странах, и в первую очередь в Советском Союзе, где, по данным ЦСУ СССР, в последнее время ежегодно вводится в строй свыше 2,3 млн. квартир. Появилась возможность говорить о признании гуманистических градостроительных идей, выдвинутых прогрессивными международными организациями архитекторов (в частности. Международным союзом архитекторов, в который входит Союз архитекторов СССР, и др.). В прогрессивных кругах архитекторов западных стран получила признание так называемая Афинская хартия — манифест группы передовых деятелей архитектуры (CIAM), список которых возглавляет блестящее имя Ле Корбюзье — французского градостроителя, архитектора-новатора, гуманиста и коллективиста.

В этот же период на Западе выявились серьезнейшие противоречия между современными социальными условиями развития общества и градостроительством, особенно рельефно проступившие на фоне перспективных тенденций урбанизации, расселения и развития техники. В этом следует усматривать объективные причины того, что среди западных архитекторов по отношению к идеям Афинской хартии возникли определенные оппозиционные течения, которые открыто были провозглашены, например, на X Конгрессе CIAM в Дубровнике в 1956 году.

Гуманистические мечты Афинской хартии о «лучезарных городах» основаны на представлениях о целесообразном разделении городских функций труда, быта, отдыха и передвижения, о целесообразной организации разделенных между собой производственных и жилых районов, общественных центров, дифференциации транспортных магистралей по назначению, свободной расстановке зданий среди зеленых насаждений, парков и спортивных комплексов, обособлении пешеходов от транспорта и т. д.

Новое движение противопоставило идеям «функционального порядка» свое понимание основных условий градостроительства: динамизм эпохи, мобильность элементов и функций города, возрождение традиционной компактной городской среды как условие, отвечающее современному образу жизни и социальной психологии горожан, и т. д. Эти положения были высказаны в Дубровнике группой Team-Х, среди которых мы находим опытных, много строивших архитекторов (Кандилис, Бакема, Вудс и др.). Тогда же на Конгрессе CIAM впервые выступили и некоторые очень молодые архитекторы, деятельность которых в дальнейшем свелась главным образом к разработке «полуфантастических» проектов и идей городов будущего, основанных на безграничных возможностях новой техники, а также на собственных представлениях о развития будущих социальных условий градостроительства. Окончательно сформировалась группа архитекторев-«провидцев» к 1965 году, когда на Конгрессе MCA (основной прогрессивной международной организации, в которую, как мы уже говорили,, входят и советские архитекторы) в Париже была организована выставка 12 проектов «городов будущего». Эта группа, составленная из молодых, но уже известных архитекторов, избрала своим президентом Мишеля Рагона (который энергично поддерживает, логично развивает и пропагандирует ее деятельность в ряде статей и во многих местах предлагаемой книги). Одновременно с этим в начале 60-х годов сложились и другие группировки «прогнозного направления»: в Японии — группа 7 метаболистов, в Англии — группа «Ар-чигрэм». К сожалению, сведения об их работах в книге Рагона очень скудные и не подкреплены иллюстрациями. Чтобы восполнить этот пробел, мы помещаем ряд фотографий и рисунков (помеченных звездочкой).

Таково вкратце положение дел, таково развитие некоторых современных западных градостроительных концепций, нашедших свое отражение в направленности книги Рагона. Представление о сложившейся расстановке прогрессивных сил в западной архитектуре поможет нашему читателю понять, почему в своем «Введении» автор восклицает: «Афинская хартия все же устарела!» и призывает к решительному пересмотру существующих градостроительных концепций.

Виимательно прочтя книгу «Города будущего», советский читатель, надеемся, убедится, что Рагон не порывает с гуманистическими, коллективистскими традициями французской прогрессивной архитектурной и градостроительной мысли, представленной блестящими именами Тони Гарнье, Огюста Перре, Ле Корбюзье и других теоретиков и практиков архитектуры и градостроительства. Он придерживается прогрессивных позиций относительно расселения жителей Земли в будущем, показывает, что перенаселенность — понятие относительное, пишет об огромных возможностях преобразования территории, ссылаясь в качестве примера на крупнейшие мероприятия такого рода, осуществляемые в среднеазиатских республиках СССР. Можно полностью разделить высказывания Рагона о том, что десятой части ассигнований иа военные нужды во всех странах мира было бы достаточно, чтобы решить многие насущные вопросы питания и расселения людей. По существу позиция Рагона противоположна неомальтузианским течениям в современной западной футурологии, и в частности идеям тех градостроителей, которые свои предложения подчиняют будто бы неизбежной проблеме «перенаселения» планеты.

В книге рассматриваются проекты так называемого пространственного градостроительства, авторы которых исходят из значительно большей плотности населения, чем та, что сложилась в современных городах. Но было бы неверно думать, что, поддерживая идеи пространственного градостроительства, Рагон так уж близок к позиции современных буржуазных «теополшиков», строящих все расчеты на якобы угрожающей людям нехватке земли.

На самом же деле, выступая за разумное использование земли, против «расползания» современных городов, против «плоскостного» градостроительства, автор исходит из удобства пространственных овязей между частями города, из стремления наилучшим образом использовать новые возможности строительной техники и т. д. В идеях пространственного градостроительства это очень заметные мотивы.

Высоким гуманистическим целям автор подчиняет и технику. Это нетрудно заметить в тех местах книги, где говорится о преимуществах широкой индустриализации строительства в целях ликвидации нужды в жилищах. В этой связи Рагон упоминает о достижениях Советского Союза, где массовое жилищно-гражданское строительство по уровню индустриализации далеко опередило все ведущие страны мира.

Рагон высказывает озабоченность перспективами нерегулируемой, стихийной урбанизации, при которой исчезает различие между городской и сельскохозяйственной территориями и весь земной шар рискует превратиться в единый город-спрут. Он с сочувствием приводит слова Валерия Брюсова об упадочности и гибельности этого пути. Надо ли из этого заключить, что Рагон не приемлет современный американский путь урбанизации, при котором, по его словам, «дальнейшая застройка городов индивидуальными домами могла бы привести к катастрофическим результатам»? Можно ли думать, что он, как и многие советские архитекторы, не соглашается с концепцией буржуазного теоретика градостроительства К. Доксиадиса, предсказывающего образование в будущем всемирного непрерывного города — экуменополиса? Нам кажется, на этот счет не приходится сомневаться.

Читатель не найдет в книге «Города будущего» развернутого сопоставления условий градостроительства в странах с различным социальным строем. Однако совершенно очевидно, что автор считает своим идеалом планомерное осуществление градостроительных проектов, по существу невозможное в условиях частного предпринимательства. Рагон пишет: «Все искания, которые можно было бы претворить в жизнь в ближайшие двадцать лет — их реализацию следовало бы включить уже в текущие планы,— останутся в той или иной степени утопиями, если не произойдут радикальные перемены в нашем общественном строе и в экономике, если не будут опрокинуты существующие юридические и административные их основы». И в другом месте мы читаем: «У передовых градостроителей, мыслящих категориями будущего, как и у их предшественников XIX века Фурье, Кабе и Роберта Оуэна, проявляется огромное стремление к исследованию политических, социальных и экономических вопросов. Впрочем, если юридические, административные и экономические основы нашей цивилизации не изменятся, то большинство проектов, о которых рассказывается в этой книге, останутся утопическими мечтаниями».

Разумеется, оказанное вовсе не означает, что целью книпи является обсуждение социальных основ градостроительства. Однако прогрессивной французской градостроительной школе всегда был свойствен острый интерес к социальным проблемам и даже (в известный период) переоценка роли архитектуры в устранении социальных противоречий общества. Например, Ле Корбюзье, выдвигая лозунг «Градостроительство — это ключ!», полагал, что социальные проблемы общества можно решить, если противопоставить городу-гиганту с переуплотненной хаотичной застройкой новые жилые комплексы, полные света, воздуха и открытых зеленых пространств. Нет необходимости особо подчеркивать Социальную утопичность самой идеи, однако это не умаляет ее гуманистической ценности. Мишель Рагон в целом стоит на тех же гуманистических позициях, хотя не следует закрывать глаза на ряд его неверных социальных представлений. Например, говоря о «преобразованиях в области досуга», он явно смешивает важные, но все же частные социальные последствия научно-технической революции с подлинно революционными преобразованиями в общественных отношениях. Разумеется, нельзя отождествлять эту позицию автора с по существу реакционными идеями тех западных социологов, которые полагают, будто прогресс в области науки и техники сам по себе может решить социальные проблемы общества, а научно-техническая революция автоматически приведет к образованию некоего «постиндустриального» общества.

Такая позиция чужда автору книги, хотя, как мы уже отмечали, его концепции весьма противоречивы.

Неприемлемые для нас социальные взгляды мы находим у некоторых авторов тех проектов городов будущего, о которых рассказывает Рагон в своей книге. Например, И. Фридман — архитектор, выдвинувший ряд интересных предложений пространственного и мобильного градостроительства,— развивает целую систему взглядов о распаде семьи и замене ее детерминантными группами; о сравнительных этапах развития животного мира и общества; об отказе от стабильных общественных институтов и т. д.

Автор поставил перед собой весьма трудную задачу — изложить чрезвычайно широкий круг проблем, начиная с вопросов расселения, структуры города, организации досуга, сочетания городских и сельских функций и т. д. и кончая вопросами архитектуры и оборудования жилой ячейки. Разумеется, читатель не найдет в его книге строгой, глубокой и полной (в профессиональном смысле) постановки этих проблем. Задача книги в другом — это, по сути дела, раскрытие и пропаганда некоторых новых градостроительных идей. С этой целью автор привлекает обильный фактический материал и систематизирует его. Текст, очень живой, выразительный, простой, подчас приобретает силу зрительного образа. Правда, порой он слишком уж «описательный», кое о чем важном автор говорит мимоходом, а некоторые проблемы поставлены в книге, увы, чрезвычайно упрощенно.

Однако в одном и, пожалуй, самом главном методологическом вопросе книга Рагона обоснованна. Говоря о будущем городов, автор начинает с анализа их настоящего, прослеживает те ростки нового, которые уже возникли, прогнозирует их расцвет в дальнейшем. Конечно, можно спорить—все ли новое и действительно ли прогрессивное новое выявляет Рагон в современном градостроительстве. Он .включает в свою книгу такие проекты, которые скорее можно расценивать как теоретически абстрактную модель города будущего; к ней еще очень трудно перебросить мост из настоящего. Но в целом сама книга построена по-другому.

В первой ее части рассматриваются главным образом реальные новаторские проектные работы, которые уже осуществляются или могут осуществиться до 1975 года. Вторая часть касается предложений, рассчитанных на более отдаленное будущее. Автор определяет их рубеж 1990 годом, но, беспорно, это в высшей степени условная дата. И наконец, в заключении Рагон останавливается на градостроительстве XXI века. Это, на наш взгляд, наиболее поверхностная часть всей книги, не отвечающая своему многообещающему заголовку. Впрочем, не следует забывать, что многое из того, что автор рассматривает во второй части (исходя из вполне понятного человеческого желания приблизить заветное), по всей вероятности, нужно отодвинуть к 2000 году, а то и дальше.

От первой части книги ко второй и далее к заключительной, как бы поднимаясь от ступени к ступени, Рагон прослеживает развитие близких ему градостроительных идей: градостроительство в пространстве; мобильное градостроительство; индустриализация, техника и архитектурная форма; пространственная организация досуга, архитектура и скульптура и т. д.

Такой подход, позволивший автору систематизировать многочисленные проекты и тем самым справиться с обилием материала, вполне оправдан: большинство предложений архитекторов-провидцев «нацелено» на какую-то одну излюбленную проблему, которая каждому из них представляется главной. Правда, при этом кое-какими сопутствующими обоснованиями неизбежно пришлось пожертвовать. Но в целом автор справился со своей задачей и ему удалось в логичном порядке изложить такие разные проекты, с такими различными по существу исходными предпосылками, как проекты пространственных городов Фридмана и Шанеака, плавучих и «климатизированных» городов Мэймона, «биологических» городов Солери и Грийо, «тотального» города-лабиринта Бернара, кибернетического города Шеффера, химического города Катаволоса и многие другие.

Советский читатель, разумеется, обратит внимание на то, что Рагон никого не критикует. Лишь изредка можно встретить в книге скупые замечания (вспомним, например, возражения Фридмалу). Позиция автора ясна: он поборник новаторов в градостроительных исканиях. Но нельзя не заметить, что многие идеи и проекты, без строгого разбора поддержанные Рагоном, по своему мировоззрению, техническим и градостроительным аспектам взаимно исключают друг друга. Здесь трудно обойтись без сопоставительных оценок, и их отсутствие — заметный изъян книги, особенно ощутимый для профессионально не подготовленного читателя.

Отношение архитектурной общественности к предложениям, о которых ведется речь в книге «Города будущего», сочетает в себе заинтересованность с открытой и нередко враждебной критикой. Сам автор ссылается на слова Пьера Ваго, секретаря Международного союза архитекторов. Последний пишет о «желании (архитекторов.— Прим. автора) отличиться любой ценой, удивить, вызвать шок», что, по его мнению, и служит истинной причиной разработки этих «чудовищных» проектов. По этому поводу Рагон замечает, что в свое время такую же критику вызывали ныне всеми признанные лидеры современной архитектуры. Однако серьезность критики этим кратким замечанием отнюдь не снимается.

Что же следует критически оценивать в рассматриваемых работах, безусловно, не ставя под сомнение искренность побуждений архитекторов-футуро- логов?

Эстетическая оценка этих предложений, с нашей точки зрения, сейчас была бы преждевременной, а возможно, и вовсе неправомерной. Неоднократно высказывалась справедливая мысль о том, что эстетические критерии почти невозможно прогнозировать— в отличие, скажем, от предвидения тенденций технического и социального прогресса. Такая эстетическая оценка неизбежно основывалась бы «а представлениях сегодняшнего, а не завтрашнего дня; между тем эстетические вкусы быстро и весьма прихотливо меняются.

Эмоционально-психологическую реакцию на предложения архитекторов- футурологов иногда удачно сопоставляют с поэтическими образами:

И как кошмарный сон, виденьем беспощадным,

Чудовищем размеренно-громадным,

С стеклянным черепом, покрывшим шар земной,

Грядущий Город-дом являлся предо мной.

Приют земных племен, размеренный по числам,

Обязан жизнью (машина из машин!)

Колесам, блокам, коромыслам…

(В. Брюсов, Замкнутые, Избр. соч., т. I, М., 1955)

Нетрудно заметить, что не «машинообразная» архитектура сама по себе, а скорее образ жизни «земных племен» тревожит поэта.

Поэтому правильнее говорить об оценке проектов архитекторов-новаторов с общих позиций коммунистического гуманизма. Типичную, на наш взгляд, точку зрения советских архитекторов по этому вопросу изложил доктор искусствоведения О. А. Швидковский. Он считает, что важнейшим критерием оценки является соотношение интересующих нас проектов с человеческой личностью, которая была и будет «мерой вещей» >.

Не будет преувеличением утверждать, что авторов многих проектов, о которых идет речь в книге Рагона, прежде всего интересовало развитие строительной техники и конструктивные и функциональные системы, которые можно создать с ее помощью, но человек как таковой им был безразличен.

«То,—пишет Швидковский,— что нам чужда эстетика всех этих городов будущего, то, что любой антигуманизм в облике городов в еще большей степени окажется чужд нашим потомкам, не означает, конечно, отрицания полезности многих заключенных в них структурных или конструктивных идей или неверия в возможности их технической реализации. Всем вам хорошо известно чувство высокой гордости за человечество, которое мы ощущаем всякий раз, встречаясь с новыми техническими достижениями. Я убежден, что самые смелые идеи, включая химические города Катаволоса, не более фантастичны, чем высадка человека на Луне. Но вое дело в том, что не безбрежное в своем искусстве развитие техники должно диктовать человеку формы его окружения, а он должен диктовать строительной технике направления ее развития, ее формы, удовлетворяющие не только материальным, но и эмоциональным потребностям общественного индивида. Средство не должно подменять собой цель. Это вопрос принципиальный, это сущность градостроительной основы эпохи коммунизма, и прежде всего эту мерку должны мы прикладывать к любым творческим идеям, чтобы определить степень их прогрессивности».

Вместе с тем технический прогресс, бесспорно, окажет влияние на эстетику города будущего. И в этом смысле мы можем присоединиться к мнению Мишеля Рагона, который неоднократно говорит о том, что архитектура в будущем приобретет новые пластические качества, роднящие ее со скульптурой, новые свойства «невесомости», воздушности, прозрачности… Этому будут способствовать новые высокопрочные материалы, тонкостенные оболочки, складчатые покрытия, прозрачные пленки, пространственные много-пустотные конструктивные системы и химические ячеистые структуры, вантовые и тросовые подвесные и другие системы.

В книге «Города будущего» рассказывается о работах архитекторов различных стран, ей свойствен широкий охват проблемы. Полнее всего автор анализирует предложения французских и некоторых западноевропейских градостроителей, менее подробно, чем они того заслуживают, говорит о работах американских, английских и японских архитекторов.

Рагон воздает должное советским достижениям в области индустриального строительства, говорит об успехах в мирном использовании атомной энергии и реактивной техники, в создании новых прогрессивных средств транспорта (в том числе, например, судов на подводных крыльях), неоднократно ссылается на советских ученых и писателей. Из архитектурных предложений автор упоминает проект связанных между собой высотных зданий архитектора Эль Лисицкого, выполненный в 20-е годы.

Влияние советских градостроительных идей и проектов на становление современных прогрессивных градостроительных концепций общепризнано. Это прежде всего относится к работам 20—30-х годов, когда в Советском Союзе впервые в основу структуры города были положены научные идеи построения нового социалистического общества. Многие предложения советских зодчих того времени непосредственно повлияли на прогрессивные градостроительные проекты, о которых говорит Рагон, особенно в первой части своей книги.

В 30-е годы архитектор И. Леонидов в конкурсном проекте для Магнитогорска разрабатывает линейное расселение. Вдоль транспортной линии, направленной к промышленным объектам, он размещает крупные жилые комплексы на 2500 жителей, включающие необходимые здания социально-бытового коллективного обслуживания. Параллельно жилым комплексам располагаются общественная зона, полоса зеленых насаждений и спортивные сооружения. В те же годы Н. Милютин выдвинул идею планировки города в виде параллельно расположенных зон производства, жилищ, транспорта и отдыха. В мировой градостроительной литературе линейная схема Милютина получила широчайшую известность. Идеи нового городского и сельского расселения разработали и опубликовали М. Гинзбург и другие авторы. В их работах были впервые поставлены те вопросы, на которые, как об этом пишет Рагон, пытаются ответить многие западные градостроители в поисках единого аграрно-городского расселения.

Названные нами работы, равно как и многие другие, предвосхитили более поздние линейные схемы расселения Ле Корбюзье, многочисленные предложения по созданию линеарных городов, которые впоследствии выдвинули Хильберзаймер, Малькольмсон, Фожерон, Хансен и др. Проекты советского «зеленого города», конкурсные проекты планировки и генеральный план реконструкции Москвы оказали влияние на идеи Афинской хартии. Наконец, проект динамического развития города, который выдвинул в 30-е годы советский архитектор Н. Ладовский, в некоторых чертах оказался прототипом позднейшей концепции градостроительства К. Доксиадиса.

К сожалению, в «Городах будущего» мы не найдем строгого анализа генезиса современных прогрессивных градостроительных концепций, хотя это, не говоря уже о прочем, в первую очередь обедняет само их освещение в данной книге.

Научная разработка .прогнозирования градостроительства на базе социального и научно-технического прогресса сейчас осуществляется в Советском Союзе как одно из важных научных направлений в общегосударственном масштабе. Над этой проблемой работают научные коллективы Государственного комитета по гражданскому строительству и архитектуре (ЦНИИП градостроительства, ЦНИИЭП жилища и др.) под руководством видных архитекторов- градостроителей (Н. Баранова, В. Шкварикова, Б. Рубаненко и др.).

Основная черта прогнозирования городов будущего заключается не столько в поиске новых технических возможностей и способов строительства, сколько в научном предвидении социальных сдвигов, усложнения жизнедеятельности города, преобразований сферы производства и структуры общества, жизни, быта и отдыха людей, населяющих города.

В социалистическом обществе, учитывая социальный прогресс, можно прогнозировать как социальные, так и экономические последствия современной научно-технической революции. «Производственные отношения капитализма, — читаем мы ® Программе КПСС,— слишком узки для научно-технической революции. Осуществить эту революцию и использовать ее плоды в интересах общества может только социализм». Именно в этом усматривают советские архитекторы самые действенные методологические возможности прогнозирования.

В отличие от многих архитектурных поисков, рассматриваемых Районом, экспериментальные проекты в СССР опираются на развернутые, основанные на теории научного коммунизма, прогнозы социальных условий жизни будущего общества. Архитекторы совместно с социологами пытаются представить, как будут жить и работать люди, семьи, коллективы в городах будущего. Мы значительно опередили бы события, утверждая, что социально-градостроительные исследования близки к итоговому этапу. Однако уже сейчас вниманию советского читателя, которого, несомненно, заинтересует проблематика книги «Города будущего», можно предложить несколько работ

Центральное место в социально-градостроительной прогностике занимают будущие формы труда и организации свободного времени горожан. Не будет преувеличением сказать, что, только уяснив себе эту сторону городской жизни, можно уверенно строить прогнозы пространственной структуры города.

В этом, в частности, убедились архитекторы Центрального научно-исследовательского института по градостроительству, работающие над идеей Нового города эпохи научно-технической революции.

В этом городе все больше людей станет работать не только непосредственно на производстве, но и в сфере науки — главной производительной силы общества будущего, а также в разнообразных видах общественного обслуживания. Будущий трудящийся (если говорить о прогнозах на XXI столетие) — человек не просто грамотный, но политехнически и научно образованный. Занятый в коллективном труде 3—4 часа в день, житель Нового города немалую часть свободного времени на протяжении всей жизни посвятит совершенствованию знаний, всестороннему творческому развитию, получению новой информации. Свободный по внутренней потребности, но общественно необходимый труд этот будет связан с новыми информационными центрами, библиотеками, личной лабораторией или мастерской, жилой ячейкой.

Проектный прогноз Нового города отражает прежде всего изменения структуры производительных сил и характера труда. В научно-технических комплексах города занято до 45% трудоспособного населения (разумеется, лишь часть из них — ученые, большинство же непосредственно связано с опытным оборудованием). Крупноиндустриальное производство вынесено за пределы города (часть автоматизированных производств размещена в подземных уровнях), и к нему ведет линия монорельсовой дороги. Здесь может работать 15—20% трудоспособных жителей города.

Пространственная структура основной части города образуется многоплановым сочетанием научно-технических, а также информационных центров и жилых комплексов различной вместимости (5—15 тысяч человек). В состав последних в свою очередь входят творческий центр и лаборатории для свободных занятий, автоматизированный блок снабжения постоянного продовольственно-бытового спроса и остановка массовых средств передвижения (монорельсовой или трубопроводной дороги). К остановке можно попасть пешком (на уровне земли) или по системе движущихся тротуаров (расположенных в верхнем уровне жилого комплекса) за 2—3 минуты.

Авторы Нового города не придерживаются идеи создания «искусственной земли», столь модной в западных проектах (это видно из книги Рагона). Наоборот, в их проекте поверхность земли максимально освобождается. Жилые комплексы на уровне земли имеют минимальную площадь опирания и соприкасаются с землей только в нескольких точках. Поверхность земли отводится под зеленые насаждения (их станет больше по сравнению с теперешними раз в десять), школы, детские учреждения и культурно-спортивные комплексы. Грузовые перевозки, коммунально-хозяйственные и другие обслуживающие объекты размещаются под землей; общественный транспорт усложняется и разделяется на несколько взаимосвязанных систем: над землей, в структуре зданий и в специальных каналах вертикальных коммуникаций. В жилых комплексах (средняя высота 30—60 этажей) отдельные дома (основной тип застройки в современном городе) видоизменяются и пространственно объединяются вне уровня земли. Для такой организации, идея которой возникла у советских архитекторов еще в 20-е годы, больше подошло бы определение «естественная земля». Последняя всецело предоставлена человеку в безопасное и комфортабельное пользование.

Новому городу предстоит стать такой средой, в которой человек чувствует себя «дома» не только в собственной жилой ячейке, но и в совокупном общественном пространстве всего города. Этой проблеме, как явствует из книги Ратона, в предложениях западных градостроителей не уделяется большого внимания. Между тем, по единодушному мнению западных же социологов, изучающих современную урбанизацию, наибольшую тревогу внушает уход нынешних горожан в «частную» жизнь, сужение сферы общения, прогрессирующее «одиночество в толпе».

Группа молодых советских архитекторов (А. Гутнов, И. Лежава и др., социолог Г. Дюментон), прогнозируя прогрессивные тенденции развития взаимоотношений людей, разрабатывает градостроительную систему, в которой одно из главных мест отводится общению людей. По убеждению авторов, свободное общение людей (культурная самодеятельность, контакты по интересам и т. д.) раскрывается во воей полноте, подобно цепной реакции, в жилом комплексе достаточных размеров (НЭР — новый элемент расселения). Из таких элементов (по определению авторов проекта, это — «основная социально-пространственная единица общества») складывается расселение в целых экономических районах страны. Другая группа архитекторов разрабатывает город будущего как органическую часть тесной «семьи» городов, образующих новую систему расселения.

Здесь мы встречаемся со второй важной методологической позицией советских архитекторов — рассматривать город будущего не изолированно, а в системе всех городов, оообенно близких и связанных друг с другом. Уже начата разработка перспективных моделей расселения в СССР >и в главных районах страны, они послужат важным условием к тому, чтобы прогнозы города будущего опирались на строго научную географическую и градостроительную основу.

Мы далеко вышли бы за рамки вводной статьи к интересной книге Рагона «Города будущего», если бы попытались расширить круг примеров работ советских архитекторов по теме «Город будущего». Это тема специального исследования.

В заключение вернемся к словам, которые мы вынесли в заголовок нашей статьи: «Город будущего — фантастика или прогноз?» Проекты и идеи архитекторов, о которых рассказывает книга Рагона, еще не могут претендовать на «диплом» строго обоснованных научных прогнозов в области градостроительства. В этом направлении еще предстоит многое сделать, и сделать обязательно, ибо сейчас в науке, технике, градостроительстве и архитектуре сложилось такое положение вещей, при котором просто необходимо заглядывать в завтрашний день, если не хочешь оказаться во вчерашнем.

Дать научный прогноз города будущего — это прежде всего очень предметно представить себе, как будут развиваться в завтрашних наших городах коммунистические общественные отношения и как все достижения науки, техники, архитектуры послужат высоким общественным и гуманистическим идеалам. Не приходится сомневаться, что архитектура и градостроительство с помощью тех средств, какими они располагают, могут и должны сделать жизнь человека счастливее, содержательнее, ярче. Именно к этому направлены прогнозы и творческие поиски новой структуры и архитектуры городов в Советском Союзе.

И мы надеемся, что публикация в нашей стране книги Мишеля Рагона, которая, несомненно, заинтересует всех, кто участвует в работе над архитектурными прогнозами, послужит дальнейшему развитию передовых градостроительных идей.